Моя строптивая леди - Страница 78

— Речь не об этом. Мне нужно знать, потому что и в этом я чувствую что-то странное. Я хочу знать все!

— Значит, я не имею права на тайну?

— Мы уже обсуждали и это, любовь моя. Зачем тебе тайны от меня? Если хочешь, я расскажу обо всем, что у меня было и с кем.

— А что, ты помнишь всех? — съязвила девушка. — У тебя же их было столько, что не хватит никакой памяти!

— Зря ты так думаешь. Я никогда не ложился в постель удовольствия ради — скорее, ради женщины, которая мне понравилась. К примеру, я ни разу не переспал с полковой шлюхой, потому что они все на одно лицо. Я выпытываю твою тайну потому, что это часть чего-то большего, какой-то мистерии, что всерьез меня беспокоит. Расскажи!

Честити не хотела облекать эту часть своей истории в слова. Во-первых, это было больно и унизительно, а во-вторых, не могло не настроить Сина еще более отрицательно по отношению к ее отцу Но в глубине души ей хотелось видеть его реакцию на то, что Хлоя все-таки была невинна.

— Что же ты молчишь? — настаивал Син. — Боишься, что мое отношение к тебе изменится? Никогда! Даже если над тобой надругался целый полк, я не стану меньше уважать тебя. Скорее, наоборот — больше, раз после этого ты осталась такой, какая есть.

И Честити рассказала.

О развратном ухаживании Генри Вернема и о том, как отец поощрял его, как упорствовал в своем желании выдать ее за этого человека. О том, как Генри был застигнут в ее постели, о трости и о подлом поступке подкупленного доктора.

По мере того как история разворачивалась, лицо Сина темнело от гнева.

— Твой отец умрет! — процедил он сквозь зубы, когда Честити умолкла. — Вернем тоже!

— Оставь это! — взмолилась она. — Все равно ничего уже не исправить!

— Я найду способ все исправить. И отомстить.

Несколько минут, пока Син обуздывал ярость, длилось молчание. Наконец он погладил девушку по растрепанным волосам.

— Я сказал, что буду мстить, и я отомщу, но не за свои обманутые надежды. Не думай так, милая. Для меня ты стала еще прекраснее и еще чище.

Было так чудесно слышать эти слова, что Честити разрыдалась.

— Не плачь. — Син со вздохом привлек ее к себе. — Как раз теперь плакать ни к чему — все уже хорошо и таким останется. Тебе никогда больше не придется ни бояться, ни страдать. Клянусь в этом! Ты знаешь, что я всегда держу слово.

Этому хотелось поверить, но Честити получила слишком жестокий урок. Она высвободилась.

— Ты очень хороший человек, Син, но один против всех. Отец сокрушит тебя.

К удивлению, он расхохотался.

— Ты все время забываешь, что имеешь дело с Маллореном!

Честити не нашлась что сказать на это и лишь молча смотрела на него. Син соскочил с постели и потянул ее за собой.

— Всем одеваться! — Он дал ей звучного шлепка по заду, а в ответ на изумленный взгляд пояснил:

— Это за то, что в «Доме у дороги» ты прикидывалась прожженной девицей. Надо было прямо сказать, что это с тобой впервые.

Затем он начал одеваться, и, словно в тумане, Честити последовала его примеру. Она надела безвкусную розовую сорочку, кричащие нижние юбки и прикрыла все это поношенным платьем служанки. Не дожидаясь просьб, Син подошел затянуть ей сзади шнуровку — милая, трогательная фамильярность.

Как завершающий штрих девушка надела перед зеркалом парик. И преобразилась, словно последних месяцев и не бывало.

Словно и не бывало! Честити криво усмехнулась. Даже взмах волшебной палочки не стер бы этот ужас из ее памяти.

Син приблизился сзади и положил ладони ей повыше талии.

— Ни намека на китовый ус. Так-то лучше, — сказал он одобрительно.

— Ни намека на корсет в этой комнате, иначе китовый ус был бы там, где и положено.

— Если хоть раз наткнусь на него у тебя на боках, сорву всю одежду до нитки!

Неугомонный шутник опять принялся за свое.

— Глупец! — возмутилась Честити. — Без китового уса модный туалет будет висеть на мне мешком!

— Ага! — вскричал Син с торжеством. — Значит, ты понемногу привыкаешь к мысли о модных туалетах.

— Это ни к чему. Я никогда уже…

— Никогда не говори «никогда»!

Она умолкла. Син упорствовал в своих заблуждениях, но это не могло продолжаться вечно. Его ожидало жестокое отрезвление, когда высший свет или Родгар прослышат о его намерениях. И даже не о намерениях, а о простом интересе к «пресловутой Честити Уэр».

— Нам пора, — напомнила девушка. — И без того уже растрачено много драгоценного времени.

— В этой комнате мы всего-навсего двадцать минут, — сказал Син, справившись по часам.

— Правда? — удивилась она.

— А ты думала, сколько длятся такие шалости? — поддразнил он. — Вообще-то любовные игры можно растянуть на долгие часы, и я тебе это с радостью продемонстрирую, но нельзя совсем сбрасывать со счетов и очаровательные двадцатиминутки, не говоря уже о пламенных пятиминутках.

Что-то в его взгляде послужило Честити намеком, но намек запоздал. Син захлопнул и спрятал часы, толкнул ее на постель, в мгновение ока расстегнул брюки, сдвинул юбки на талию. Эффект неожиданности был потрясающий — вся плоть ее содрогнулась от счастья в момент стремительного проникновения.

— Но, Син!..

— Ах, сладость торопливого греха! — прошептал он со смешливыми искорками в зеленых, с золотом, глазах. — Четыре минуты, — сообщил он, приводя в порядок одежду. — Как видишь, возможности почти безграничны.

— Ты обезумел! — возмутилась она дрожащим голосом.

— От вожделения к тебе, о мед моей жизни! — Син набросил Честити на плечи свой дорожный плащ. — Увы, хочешь не хочешь, а ехать придется.