— Пожалуй, я составлю вам компанию.
— Зачем? — осведомился тот удивленно.
— Не хочу здесь оставаться! Этот дом немногим больше няниного, и такое чувство, что стены душат. Я помогу вам найти Натаниеля. Мало ли что… вам невдомек, каким безжалостным может быть наш отец.
— Должен признать, размах его поисков весьма внушителен. — Син немного поразмыслил. — А вы уверены, что ехать со мной благоразумно?
— Уверен, — солгала Честити, не отводя взгляда.
— Раз так, дайте знать Верити, и едем.
Когда девушка поставила сестру в известность о своем отъезде с Сином Маллореном, кроткое лицо Верити омрачилось тревогой, и она тоже усомнилась в благоразумии этой затеи.
— Я знаю, знаю! — отмахнулась Честити. — Но не могу же отпустить его одного! Он так легкомысленно ко всему относится.
Верити пониже надвинула ей шляпу и со слезами на глазах поцеловала в щеку.
— Береги себя!
— Я привезу Натаниеля, клянусь! — И Честити крепко обняла ее в ответ.
Несколько минут спустя, шагая рядом с Сином по темной улице, она чувствовала, что наконец покончила с прошлым и вступает в неизвестное и потому пугающее будущее.
— Вы любите детей, милорд? — спросила она неожиданно для себя.
— А вы нет, юный Чарлз?
Она совсем забыла, что молодым людям несвойственно тянуться к детям. Как легко было одним неверным словом, одним жестом разрушить так тщательно выстроенную иллюзию. Хуже всего, что этого хотелось. Хотелось предстать перед Сином Маллореном в своем истинном облике, сойтись лицом к лицу как женщине и мужчине, даже если для этого придется раскрыть свою постыдную тайну.
— Я мало знаю детей.
В этом Честити не кривила душой: ей не позволялось видеть даже племянника.
— Я тоже, — сказал Син. — Думаю, будь вокруг меня толпы детей, я бы от них быстро устал, но вообще дети вносят в жизнь свежую струю.
— Верно, — задумчиво согласилась девушка. — Как летний утренний ветерок, как фонтан в жаркий день. На полях сражений дети, должно быть, вспоминаются как неотъемлемая черта мирной жизни.
— Вот уж нет! — хмыкнул Син. — Когда страна охвачена войной, там повсюду голодные, оборванные, пронырливые ребятишки. Такое впечатление, что ад разверзся и выпустил всех своих чертенят. И жалеешь, и досадуешь на них. Впрочем, не стоит все сваливать на войну. Взгляните на мальчишку там, на углу.
Честити повернулась. У фонаря стоял оборвыш лет восьми, с метлой. При появлении прохожего он бросался мести кусок тротуара и ловко подхватывал брошенную монетку. Девушка не раз видела таких, но просто не думала о них как о детях — уж слишком знающий, плутовской был у них вид.
— Ну? — полюбопытствовал Син. — Душераздирающее зрелище, верно? Смотрите дальше.
Мальчишка подхватил пенни, брошенный клириком в дорогой сутане, и подобострастно улыбнулся, но потом сделал у него за спиной неприличный жест.
— Видите? Мир полон детей, но дети бывают разные. Впрочем, жить хочется всем. — В этот момент они приблизились к маленькому оборвышу. — Что, парень, дела идут?
— Когда как, капитан, — ответил мальчишка.
— Вот держи! — Син бросил ему монетку. — За то, что разбираешься в нашивках.
— Благослови вас Бог, милорд! — сказал оборвыш, ухмыляясь на шестипенсовик. — Просто я ловок угадывать.
— Тогда держи еще.
Они пошли дальше, провожаемые пылкой благодарностью.
— Когда есть шанс походить в благодетелях, трудно удержаться от искушения, — заметил Син. — Интересно, чего в этом больше — великодушия или мании величия?
— Если мания величия кормит голодных, что в ней плохого?
— Голодным он не выглядел и наверняка истратит деньги на джин.
Честити ожидала, что они направятся прямо на постоялый двор, но оказалась перед зданием с вывеской «Банк Дарби».
— Что мы здесь делаем, милорд?
— Ломимся в двери, — сказал Син и в самом деле громко постучал.
— Но ведь банк уже закрыт!
— Судя по звукам, там кто-то есть.
Как хорошо быть богатым и влиятельным, подумала девушка с кривой усмешкой. Таким позволено все.
— Я Син Маллорен, — объявил Син рассерженному клерку, не дав сказать ни слова. — Мистер Дарби еще не уходил?
Все сразу изменилось, как по мановению волшебной палочки. Их проводили в контору, и некто внушительный и седовласый (вне всякого сомнения, сам мистер Дарби) явился выказать свое почтение. Он увел Сина в святая святых, а Честити осталась мишенью для возмущенных взглядов. Вскоре, однако, служащие банка вернулись к своим цифрам, не желая еще больше задерживаться.
Немного погодя Сина с поклонами проводили обратно. По дороге в «Три ядра» он буквально излучал недовольство, и Честити не удержалась от шпильки:
— В чем дело? Все ограничилось раболепством? Денег вам не дали?
— Мне бы их отдали все, стоило только попросить. Как раз поэтому я порой ненавижу имя, которое ношу.
— Но пользуетесь им, не так ли? Вы только что это сделали.
— Ради вас с сестрой, — сказал он холодно.
— Простите! — пролепетала девушка пристыженно.
— Все в порядке. Мне не следовало срывать на вас зло.
— Откуда вас здесь знают?
— Откуда? Ребенком Дарби качал меня на коленях, как я сегодня — детей Роджера и Мэри. Эбби находится всего в двадцати милях отсюда, и Родгар — член совета директоров этого банка.
Вопросы снова роились в голове у девушки. Отчего при каждом упоминании о старшем брате у Сина портится настроение? Если Эбби так близко, почему не укрыться там, ведь даже граф Уолгрейв Непогрешимый не посмеет ворваться в обиталище маркиза Родгара? Или Син полагает, что тот способен их выдать? Но разве они не братья?