Моя строптивая леди - Страница 34

Ну вот опять!

Честити попыталась уснуть, но глаза упорно приоткрывались, словно желая навсегда запомнить возлюбленного. Син откинулся на сиденье и склонил голову, что позволяло проследить контур его подбородка и щеки. К некоторому удивлению Честити, она обнаружила его сходство с Родгаром. Неужто с годами младшему брату предстоит стать таким же устрашающим, как и старший? Нет, вряд ли, ведь в натуре у Родгара нет и следа безрассудства, а у Сина это чуть ли не основная черта.

Красивые руки, думала девушка, особенно когда они держат ребенка. Руки с длинными ловкими пальцами, в которых скрыты и сила, и нежность. Они умеют поглаживать по голове так тихонько, так ласково…

Отсюда мечты перекочевали к поцелую, и тут уже им не стало удержу.

Син ощущал на себе взгляд Чарлз, как горячий солнечный луч. Он сразу заметил, что является объектом пристального внимания, сродни тому, как художник изучает свою модель перед первым мазком по холсту. Он был доволен: ведь это означало интерес. Он с восторгом предвкушал тот миг, когда они перейдут к более подробному изучению друг друга, но врожденное благородство шептало, что это нечестная игра, что нужно открыть карты и дать Чарлз шанс прикрыться девичьей скромностью.

Девичьей! Да ведь она уже не девица!

То, что Чарлз от природы не холодна, было ясно с первой минуты, но теперь Син получил тому веское доказательство. Ее недавние прикосновения были полны сдержанной страсти, и пришлось приложить усилие, чтобы оставаться невозмутимым. Если бы не присутствие Верити, он бы за себя не поручился.

* * *

Следующая перемена прошла удачно. Син и Верити под руку прошлись по двору, не без блеска сыграв офицерскую семью. Никто не побеспокоил респектабельную пару, хотя Честити показалось, что человек в дверях рассматривал их дольше и пристальнее, чем позволяли приличия. Подозрительным он не выглядел, и девушка приписала это своей нервозности, однако в дороге сочла нужным все же упомянуть об этом маленьком инциденте.

— Вы заметили?..

— Да, — мрачно произнес Син, недослушав. — Возможно, это ничего не значит, а скоро мы свернем на другую дорогу. И все же для верности лучше не делать остановок на этой. В гостинице ребенок не останется незамеченным — не держать же его все время в саквояже!

— Но ведь скоро стемнеет! — встревожилась Верити, бледная от тревоги и усталости.

— Придется ехать при фонарях и поторапливаться. К счастью, мы уже недалеко от цели. В Винчестере нетрудно затеряться в толпе, а ночлег нам обеспечен.

Для Сина Маллорена он держался на редкость серьезно и рассуждал чересчур трезво. Честити впервые со всей полнотой осознала, что весь юг Англии занят совсем не поисками, а охотой. Генри Вернем просто не мог придать этому столь безжалостную окраску. Это было делом рук графа Уолгрейва.

Маленький Уильям проснулся, пришлось его кормить, и это помогло Верити отвлечься. Хотелось как-то приободрить молодую мать, которая отчаянно боялась за жизнь своего ребенка, но Честити не хотела легковесных заверений, а для серьезных пока не было оснований — они просто делают все возможное. И все это благодаря Сину. Без него им бы далеко не уехать.

А Сину было далеко не все ясно в этой охоте на беглянок. Глядя на сестер, он задавался вопросом, кто из них лжет.

После кормления раздались звуки, из которых явствовало, что пеленки придется сменить. До этого останавливались, чтобы Верити могла проделать это на вольном воздухе, но теперь и время поджимало, и не хотелось давать знать проезжим, что в карете находится ребенок. Пришлось проделать все необходимое прямо на ходу, при открытых окнах: запах был очень силен. К несчастью, воды была одна бутылка — маловато для того, чтобы как следует обмыть малыша.

Син ухитрился ни разу не поморщиться, но про себя решил, что дети — это в конечном счете совсем не романтично. Лучше уж ходить строем.

— Вся карета пропахнет, — виновато сказала Верити, глядя на запачканные пеленки.

— Выбросьте их в окно, — посоветовал Син. — Только как можно дальше в кусты, чтобы не бросались в глаза.

Однако глядя, как Верити изготавливается для броска, он понял, что пеленки усеют всю дорогу.

— Дайте их мне, — сказал он со вздохом.

На войне ему довелось повидать всякого, но ни одно зрелище не было столь отталкивающим, как этот ком испачканных тряпок. Забросив его в ближайший кустарник, Син отчаянно пожалел, что не может вымыть руки с мылом.

— Если нужно, чтобы Уильям дольше спал утром, сейчас с ним придется поиграть.

Сказав это, Верити принялась забавлять малыша песенками, хлопками в ладоши, гримасами. Покачала его на одном колене и на другом, положила на спинку и пощекотала, перебрала по очереди его пальчики. Поскольку ребенок гулил, смеялся и премило пускал пузыри, Син ощутил к нему прежнее расположение. Покосившись на Чарлз, он отметил, что она наблюдает с поистине материнской улыбкой на губах.

Из нее выйдет хорошая мать, подумал он с неожиданным стеснением в груди. Казалось странным, что она может иметь детей с любым мужчиной, с каким только пожелает. Черноволосых детей. Или белокурых. Это казалось каким-то не правильным, просто не вписывалось в картину.

Как ее все-таки зовут, эту «леди Чарлз»? Неужели Констанс? Это ей совсем не идет. Куда лучше звучит «моя дорогая Чарлз».

«Моя дорогая Чарлз, меня тянет к вам настолько, что я подумываю о браке и совместном отъезде туда, где воюют. Увы, большая часть вашей жизни пройдет в дальних странах, в чужих стенах и притом вдали от меня, но если вам легко даются иностранные языки и обычаи, вы не пропадете, а я буду приезжать на побывку так часто, как позволит положение на фронтах. Или вы предпочитаете странствия вместе с полком? Тогда заранее привыкайте к блохам, грязным дорогам и белой косынке медсестры…»